Глава 2 часть I
читать29 августа 1999 год
Холодный утренний туман, плывший над парковым прудом старинного особняка Малфоев, льнул к окнам, и Гермионе отчего-то казалось, будто там, за ним, притаилось ее прошлое. Небо с утра снова нахмурилось. Это означало, что день будет ненастным и обреченно-серым — точь-в-точь, как ее существование здесь.
Такая погода странно воздействовала на нее. Гермиона уже и забыла, когда в последний раз улыбалась в этой половине жизни, которую назвала "после них". Нет, разумеется, она дарила улыбки Чарли, но теперь что-то изменилось. Между ними возникла некая холодность, и это было самым грустным, потому как все, что она сейчас делала, — она делала ради него.
— Да как же ты не понимаешь? — с горечью выкрикнула она, когда, Чарли уже в который раз повернулся к ней спиной. После завтрака Гермиона пришла в его комнату, чтобы просто поговорить, но все с самого начала не задалось. Чарли с утра был какой-то понурый, а Гермиона наоборот старалась держаться, как и прежде, словно они сейчас были не в Уилтшире, а в маленькой уютной квартирке, где-нибудь в центре Лондона. Чарли будто замкнулся в себе: смотрел на нее ничего невидящими глазами и словно не слышал того, что она ему говорила. Это и довело ее до отчаяния, потому что да, она понимала причину его отрешенности. — Все это ради нас, ради того, чтобы мы всегда были рядом!
Боже, она так устала. В голову лезли дурные мысли о полном одиночестве. А Чарли так и сидел у окна, ни на что не реагируя, и только, когда услышал ее шаги в направлении двери, медленно повернулся и спросил:
— Тебе не кажется, что ты становишься эгоисткой?
Гермиона замерла.
— Что ты такое говоришь? — она неверяще уставилась на Чарли, а тот вновь отвернулся к окну, равнодушно рассматривая пейзаж. — Чарли! Немедленно объясни мне!
— А что ты хочешь услышать от меня?
— Почему ты назвал меня эгоисткой? — возмутилась Гермиона.
— Я не называл, я всего лишь...
— О, перестань! Ты понимаешь, о чем я.
Он резко соскочил со стула, развернутого к окну, и, сделав пару шагов к девушке, недовольно уставился в пол.
— Зачем нам эти Малфои? — горячо воскликнул Чарли. — Зачем мне вообще нужно отправляться в Хогвартс? Мы ведь можем скрываться от всех, мы вообще можем уехать, исчезнуть из страны! Ты всему меня научишь сама!
— Но это невозможно, Чарли, — Гермиона казалась полностью вымотанной.
— Признайся, тебе здесь нравится, ведь так?
— Ты сам прекрасно знаешь, что это неправда!
— А может, тебе приглянулся этот недоумок? Мой брат? — язвительно выпалил Чарли, взглянув на нее. — Я же вижу, как он смотрит на тебя.
— Прекрати немедленно! — взвизгнула Гермиона. — Что с тобой происходит? Я не понимаю. Никак он на меня не смотрит, ясно тебе?! — Она застыла на месте как вкопанная. На ее лице, сменяя друг друга, отражались боль, непонимание и отрицание.
Молчание затянулось, а затем Чарли прошептал:
— Я солгу, если скажу, что меня это вовсе не волнует.
Иногда шепот — самый громкий крик души. Шепот из уст Чарли заставил Гермиону еще сильнее терзаться от боли, подвел к обрыву, ведущему в пустоту. Он ведь еще совсем ребенок, но порой его слова ранили сильнее кинжала, заставляя содрогнуться.
Ее глаза заблестели от слез. Полсекунды, и она, развернувшись, вылетела из его комнаты, хлопнув дверью.
Это происходит уже во второй раз. Никогда раньше они не разговаривали друг с другом так. Это пугало ее до смерти. Пугало и лишало надежды. Но она бы уже давным-давно упала, если бы не Чарли. Он всегда был рядом. Всегда мог втянуть ее обратно в жизнь, и сейчас ей так хотелось, чтобы он вновь сделал то же самое.
Гермиона оперлась дрожащим подбородком на руку и, старательно сдерживая слезы, принялась разглядывать фотографию Гарри и Рона. Самую обыкновенную магловскую фотографию в деревянной рамке. Им там всего лишь около пятнадцати; оба лучезарно улыбались, и на невидимой части снимка — она помнила — каждый пытался шутливо ткнуть другого в бок. Раньше Гермиона боялась глядеть на эту фотографию — слишком живы были воспоминания, слишком глубокая рана словно начинала вновь кровоточить... Сейчас все более-менее... нет. Кого она пытается обмануть? Все было по-прежнему, однако снимок теперь всегда стоял на письменном столе, как напоминание о них в этом холодном, чужом доме.
Была еще одна вещь, которую Гермиона с трепетом хранила в столе, — письмо Гарри к Джинни. Он написал его еще в доме на Гриммо, 12, когда они целый месяц готовились к проникновению в Министерство за медальоном-крестражем, но оно так и не попало к адресату. Позже, после Битвы в Хогвартсе, Гермиона вернулась в этот дом, чтобы забрать письмо, и теперь берегла его, как доказательство их любви.
Время незаметно подошло к полудню. Моросящий дождь, который не прекращался почти что с самого утра, казалось, притих, и Гермиона смогла выпустить из клетки Сычика. Ей стоило больших усилий уговорить Малфоя-старшего временно приютить в особняке маленького совенка, феникса и, конечно же, Живоглота.
— Я уверяю вас, мистер Малфой, все они будут жить в моей комнате и не доставят совершенно никаких хлопот, — говорила она, держа в одной руке Живоглота, а в другой — клетку с Сычиком, который, несмотря на тонкие прутья, не оставлял попыток взмыть на самый верх, к потолку. — Ну, разве что совенка иногда придется выпускать полетать на улице... А Фоукс очень умный, он...
— Если хоть одну тварь я увижу в доме за пределами твоей чертовой комнаты, — гневно раздувая ноздри, прошипел Люциус, перебив ее, — ты вылетишь отсюда вместе со своим зверинцем, грязнокровка!