там, где скрываются сказки

... ее нигде и никогда не будут ждать друзья...26 ноября 1999 год
В этом году осень в лесах Англии отчего-то потеряла свою привлекательность. Из-за промозглой погоды в самом начале природа совсем не восхищала своими красками, а затем и вовсе выпал ранний снег. В городах и пригородах было иначе. Снега там почти не наблюдалось, а в Уэстленде — западной части страны — порой даже сквозь свинцово-серые облака пробивались солнечные лучи.
Укутавшись в теплые шерстяные вещи, Гермиона сидела во дворе Малфой-мэнора на белой садовой качеле и стеклянными глазами глядела куда-то в пространство, вспоминая смутные обрывки ночных кошмаров. Сначала ей снился Портобелло... Раньше, когда погода летом выдавалась особенно хорошей, она вместе с мамой частенько посещала этот огромный рынок. Когда-то давно — в другой жизни... А потом были зеркала и многочисленные ее отражения в них: без зубов, волос, глаз, губ, чувств. Гермиона подняла голову и посмотрела на небо — раннее утро. Настолько раннее, что едва ли ото сна пробудились домовики в особняке. Им предстоял сложный день, ведь именно сегодня покойной леди Малфой исполнилось бы сорок четыре. По этому поводу Люциус устраивал памятный вечер, на который пригласил лишь тех, кого, по его словам, хотела бы видеть сама Нарцисса.
С неба вдруг, крутясь, спустились несколько снежинок... и еще несколько... Гермиона протянула руку и поймала одну на теплую рукавицу, но мгновение умиротворения и радости так и не наступило. Наоборот, она почувствовала себя уставшей и еще сильнее заскучала по утренней городской суете. Здесь же все было унылым и безжизненным, словно бы умерло вслед за истиной хозяйкой. Мертвые снежинки падали на мертвый мраморный фонтанчик, мертвые ветки деревье, мертвые качели. Без смысла... Как, в действительности, и ее существование здесь. За последние полторы недели Гермионе становилось все хуже, но лекарства не приносили облегчения, потому как боль прежде всего была душевной. Как будто тоска снедала прямо изнутри, и только единственная вещь, которая вызывала некое притупление угнетения — безразличие Малфоев, порой даже граничащее с подобием снисходительности. Но, конечно, ее проявлял лишь хозяин особняка. Драко же вообще с ней не разговаривал. Он вновь принялся бесцельно проводить время вне дома, нервируя этим Люциуса и полностью игнорируя обоих домочадцев. На завтрак он почти никогда не спускался, потому что домой являлся лишь поздней ночью, ужинал там, где в основном и прожигал деньги, и лишь изредка показывался на обеде, который, по обыкновению, заканчивался ссорой отца и сына.
Наверняка Гермиона сейчас должна была ценить то, что ее персону в этом доме на какое-то время оставили в покое, но возобладало отнюдь не облегчение. Говорят, чувства служат проводниками того, что запечатлевается в памяти, так почему же злость и обида на Драко так бесследно исчезли, а взамен в душе поселились уныние и тоска? И вся эта ипохондрия будто бы с каждым днем усиленно провоцировала черную меланхолию, наполнявшую все ее существо. Несколько раз она порывалась первой заговорить с ним, но, едва решившись, поняла, что эта затея оказалась неудачной. Малфой держал себя высокомерно, выслушал до конца, а затем просто указал на дверь, сославшись на то, что его уже ждут друзья и ему некогда попусту болтать с грязнокровкой.
Друзья... Его ждут друзья... К чувству уязвленности по поводу такой его реакции прибавилась еще и горесть: ее нигде и никогда не будут ждать друзья. Они умерли, и больше у нее нет друзей.
Немало удивив Гермиону и Люциуса, на завтрак этим утром невыспавшийся, в изрядно помятой несвежей рубашке спустился Драко Малфой. Вероятно, он намеревался идти сегодня на кладбище, дабы почтить память матери. Иное объяснение Гермионе просто не пришло в голову.
— Немыслимо! — неожиданно засмеялся мистер Малфой, но обращался он вовсе не к сыну. — Полюбуйся, Гермиона, что понаписали в этой вшивой газетенке, — он вдруг швырнул ей какую-то многотиражку, издаваемую в Хогсмиде, и скрестил руки на груди.
Нахмурившись, Гермиона развернула газету и быстро пробежалась глазами по строчкам. Там было что-то о "нечистых" намерениях Малфоя-старшего на счет Героини войны, но едва ли такие заявления обретут широкую огласку — репутация этого печатного издания оставляла желать лучшего. Гермиона отложила в сторону газету и мельком глянула на Драко. Без сомнения в этот самый момент ее взгляд выдал, что она думала совсем не о статье, и сердце вдруг забилось чаще.
— Ну, что скажешь? — вновь усмехнулся Люциус. Вообще, в последнее время он отчего-то перестал обходиться с ней издевательски. Нет, конечно, слово "грязнокровка" по-прежнему звучало чаще в его обращениях, но... с другой интонацией? Однажды он даже отметил, что она каким-то образом изловчилась не действовать ему больше на нервы, чем вызвал не только ее изумление, но и негатив со стороны старшего сына.
— Что ж тут скажешь... — вздохнула Гермиона и, схватив со стола стакан воды, сделала внушительный глоток, а потом встала и направилась к выходу.
— Уже уходишь? — раздался вдруг язвительный голос позади. Она обернулась, чувствую, как внутри все затрепетало. Какая же нелепость...
— Я... хотела переодеться, чтобы пойти на кладбище, — промолвила Гермиона и тут же перевела взгляд на Люциуса. — Если позволите там присутствовать, — склонив голову, добавила она чуть тише.
(тыкаем прямо на фразу)
@темы: Банши, Новая глава, Коллажи/Картинки/Арты
В понедельник постараюсь выложить.